Кажытца немношко холиварный пост)))

[My-own-la-la-land]

Знаю, большинство в профили не заглядывают, я заглядываю всегда. Там можно почерпнуть много чего интересного, а для меня одно из самого интересного – возраст.
Так вот этот пост – о возрастах на дневах. О моих любимых и нелюбимых.

Восемнадцатилетние.
Ну то есть это я беру среднее значение естессно, а реально – плюс минус пару лет. Так вот восемнадцатилетние они бывают дикие и симпатишные. И все – очаровательно неопытные. Дикие – они не умеют колко острить, изящно послать на хуй, они сразу и очень трогательно грубят. Не умеют слушать, но изложить аргументировано свое мнение тоже еще не в состоянии, хотя и очень-очень стараются. Симпатишные – они робкие, говорят «Вы», смотрят в рот, легко ведутся на того, кто ведет. Пожалуй симпатишные мне нравятся меньше диких – из них получаются слишком усердные хомячки.

Двадцатипятилетние.
О. Самый мой нелюбимый возраст. Бо это мадамы уже кое-что кое в чем где-то понимающие, складно звонящие, но жизненного опыта еще никакого, зато гормоны… гормоны заставляют драться за место под солнцем. Они – конкурентно-способные. В том смысле, что способны конкурентку забить не только нагаме. Они беспощадны и тем беспощадней, чем среднеспособней. Брильянтов не гранят, зато шикарно ставят на поток кристаллы Сваровски. Они истерят и «уходят», они страдают как Блоки, они требуют внимания, они любыми способами его добиваются. Они самоутверждаются. И это в общем можно даже понять. Если желание есть. Если желания нет, то только и остается хмыкать, бо со стороны – и смех, и грех.

Но среди восемнадцати-двадцатипятилетних есть один… эм… подвид на который я готова молиться. Или так – они изумляют меня доневозможности, чуть ли не до священного трепета. Это – гениальные. Гениальные, они очень рано начинают, пишут - когда не хохмят, не паясничают, не депрессуют, не влюблены и еще много чего не – пишут так, что по их вещам узнают фандома. Их вещи пронзительные, умные, они оставляют на сердце тонкие лезвийные порезы, которые ноют и ноют. И заставляют тебя писать и думать.
Они пишут так полно, так полностью, что к двадцати пяти устают писать. После – их нет.
Я совершенно не умею с ними общаться, у них свой жаргон, крепко замешенный на мате, они говорят так просто, наверное как только вообще возможно, будто стесняясь того, что могут думать по-настоящему, чувствовать глубоко.
Когда я тупо таращусь на возраст в профиле таких – восемнадцать, двадцать, двадцать три – меня всегда выкручивает вопрос «БАТ ХАУ???»

Тридцатилетние. Опять-таки помним плюс-минус два-три года.
Самый мой любимый возраст. И самый, я щитаю, идеальный для фандомного творчества и общения. Гормоны улеглись, никому ничего не свербит доказывать, жизненный опыт накопился, свое мнение оформилось, свое место в мире(настолько насколько это вообще возможно) найдено. Еще есть душевные силы отчаянно фанатеть и гибкость ума и желание, чтоб фанатение направлять в мирное русло. Тридцатилетними пишутся крепкие интересные вещи, и пишутся много. Их посты интересно читать, с ними интересно спорить. С ними МОЖНО спокойно спорить и спор скорей всего, даже ежели проходит на повышенных тонах, не окончится посылами и разойдетесь вы скорей всего вполне себе приятственно – оба вовремя тормознут.

Правда так же как и с восемнадцати-двадцатипятилетними у тридцатилетних тоже есть подвид, который – напротив – мне дико, до зубовной боли, не нравится.
Кружевницы.
О, они такие внезапные, такие противоречивые все. Они такие фальшивые. Они не говорят – они выстраивают метафоры. Их образы затейливы и витиеваты. При том, что говорят они зачастую очень интересные, умные вещи, читать их – по крайней мере мне – невозможно. Оскомина такая, как будто я лимон вместе с коркой жую. И уже не имеет значение, насколько хороша мысль – за формой, кажется и сама автаресса не придает ей значение. Что и раздражает. Бо математическое – красота в простоте – верно и для писанного слова.
На мой взгляд кружевницы - это слишком поздно оказавшиеся в инете гениальные.

Затридцатипятилетние.
В творчестве - перфекционистки. Наверное это слово описывает их четче всего. Самые любимые мои вещи – их. Ничего не скажу – они и простенькие дрочилки пишут, но даже эти самые простенькие дрочилки почти всегда с двойным дном. Они могут и не задаваться целью накрапать какую-никакую мораль, но мораль сама лезет в их тексты, бо им уже есть чему научить. Обычно вопрос обоснуйности чувств и действий в их текстах не встает. Правда пишут они рееедко, бо редкая птица долетит до середины Днепра.
Разговаривать с ними… часто сложно, бо сложно их в чем-то уже переубедить, а посты читать – муторно. Бо куда-то девается уверенность тридцатилетних, напористость двадцатипятилетних, незамутненность восемнадцатилетних.
Истерики мрачнее, уходы однозначней, срывы жестче. Сарказм заменяет юмор.

После сорока снова наступает затишье. Ну, по крайней мере тот народ, с которым я встречалась – он спокойный, доброжелательный, не вступающий в споры и никому ничего особо не доказывающий. Какой-то очень уютный народ. Сарказм уступает место такой доброй, незлобивой усмешке.
Хотя прямо скажу, статистику тут какую-то подбивать сложно, бо не так уж много сороколетних я тут встречала. Но тех, что встречала - люблю.

А вот пятидесятилетнюю я встретила на дневах всего одну и… эм… поразилась ее восемнадцатилетней незамутненности.